50 рассказов - Хелью Ребане

Мне даже некому отписать мои капиталы… Родственникам, вспоминавшим обо мне лишь тогда, когда требовались деньги? Их бы порадовала моя смерть. И меня тоже.

После нескольких месяцев бесплодных уговоров отключить систему жизнеобеспечения моей головы, я сделал вид, что сдался. «Надо потерпеть, пока не окажусь у себя дома. Уж там-то я что-нибудь придумаю. Не могут же они меня все время держать под контролем».

В те дни я впервые задумался о том, что же такое наше «я». Мы так привычно говорим «мои руки», «мои ноги», «моя голова». Но теперь весь «я» – только голова, даже сердце мне заменил насос. Но моё самоощущение не изменилось. Если, конечно, не считать подавленного настроения из-за постигшего меня несчастья…

Наконец, меня выписали. Домой я отправился в сопровождении целого эскорта: медиков, охраны и самых близких коллег. Выглядело это так: моя голова, словно памятник самому себе, стояла на прозрачном, изготовленном на заказ кубе, внутри которого виднелись прозрачные трубочки. Как мне восторженно объяснил конструктор – чтобы процесс жизнедеятельности был на виду и малейший сбой можно было бы сразу заметить и устранить.

«Ты перестарался», – думал я, слушая отчёт конструктора о том, как хитроумно он всё придумал и как мне (голове) будет теперь хорошо и удобно. Именно о сбое я всё это время и мечтал. Но уже понял, что союзников у меня нет. «Похоже, что все – решительно все! одержимы идеей сохранить мне жизнь. Попробовали бы сами, каково мне теперь, – горько размышлял я. – Особенно по ночам, когда место среза на шее начинает так ныть, что о сне и речи быть не может».

Они везли меня домой, а я строил планы. «Уж там-то сумею скатиться с этого замысловатого куба… Придётся подговорить кого-нибудь из прислуги или медиков помочь мне – их теперь вокруг меня вьётся целый рой. Всё упирается в сумму».

Во время переезда я так устал, что сразу заснул. Проснувшись, увидел доктора, дежурившего рядом с моим кубом-памятником.

– Хотите, я вам что-нибудь почитаю? – предложил он.

«Нет, ну есть же на свете идиоты… Он мне почитает. О чём, интересно? Обо всём том, что мне теперь недоступно? Впрочем, он вовсе не идиот, он —

обычный человек. Это самое обычное человеческое взаимонепонимание… Никто, практически никто, не в состоянии поставить себя на место другого человека. А уж на моё место никто ни за что не захочет встать». Но я чувствовал, улавливал интуитивно, что, несмотря на незавидное положение, я со своими миллионами продолжаю гипнотизировать окружающих.

– Нет, не хочу, – сердито сказал я.

Тогда он спросил, не включить ли компьютер, не хочу ли посмотреть, как идут дела.

«Какие дела… Зачем?» – мысленно возмутился я.

Но доктор уже включил компьютер и подкатил мой «монумент» к столу. Когда я снова оказался перед монитором, со мной что-то случилось. Внезапно я напрочь забыл, что теперь я – существо без тела, почувствовал себя… снова самим собой.

Я объяснил моему помощнику (сначала они предлагали мне женщину-сиделку, не понимая, насколько это унизительно), как открыть нужные файлы, как выйти на нужные сайты в Интернете.

Всё это время, что ассистент под мою указку водил мышкой по столу, я и не вспоминал о своём несчастье. В моё отсутствие дела шли из рук вон плохо. Сплошные убытки. Из рук… Служащие не знали всех секретов моей коммерческой деятельности.

Я чувствовал, что ассистент чего-то ждёт от меня. «Ясно, что ему надо. И что? Открыть ему все секреты и только тогда умереть? А не все ли равно тебе теперь?» – спросил я себя.

Конечно, того, что у меня было, если бы мне хотелось влачить жалкое существование, хватило бы ещё на две жизни. Много ли нужно голове? Впрочем, расходов стало больше, чем раньше; куб и обслуживающий его персонал – самое дорогое «удовольствие», которое я когда-либо себе «позволял»… Но есть суммы, которые истратить не так – то просто. Только приобретением недвижимости, вплоть до небоскрёбов.

Перед смертью мне и хотелось, и не хотелось оставлять «путеводитель» по делам основанной мною фирмы, чтобы счастливые наследники (дальние родственники, даже не писавшие мне писем) ничего там не напутали и в итоге не разорились. Конечно, я сам был такой умный, что, «загребая деньги лопатой», так ими и не воспользовался… Однако я всегда был принципиально против того, чтобы давать кому-то деньги просто так. Уверен, если человек не зарабатывает сам, то, сколько ни дай, всё равно он всё растранжирит. Это заложено в его натуре, хотя он сам этого и не осознаёт. Так я считал всегда. Было, конечно, время, когда я помогал ближним. Но тогда я был ещё не очень богат. Позже я понял, что на благодарность рассчитывать не приходится. Люди повально заражены странным мнением: «Раз ты богат, значит, перед нами виноват».

Но вот теперь я был готов распрощаться с богатством без сожаления.

И, тем не менее, я вдруг понял, что, несмотря на моё беспомощное положение, именно они у меня в руках (которых нет), а не я у них. Стоит же раскрыть им все карты, как в зависимом положении окажусь я.

Странное дело! Жить не хотелось, деньги стали не нужны, но подобная перспектива страшила меня больше, чем смерть.

Следовало всё хорошенько обдумать. Я сказал врачу, что устал, попросил его выключить компьютер, и закрыл глаза.

Впервые после аварии я размышлял не о возможных способах самоубийства, а о том, как поправить пошатнувшееся финансовое положение (кстати, оно вполне могло «шататься» так еще долго), не раскрывая карт помошникам.

Кроме того, я был кое-чем обескуражен. Я не ожидал, что буду так возмущён тем, как велись дела в мое отсутствие. «Растяпы, – думал я с горечью. – Впрочем, так вам и надо. Руки-ноги целы, а вы…»

После тревожного сна я неожиданно вспомнил о компьютерах с бесконтактным управлением. Где-то я читал, что создан способ перемещать курсор взглядом. Фотоэлемент, встроенный в монитор, улавливает микродвижения зрачка.

Я попросил помошников приобрести мне такой компьютер и вдруг понял… что собираюсь жить дальше.

Новый компьютер прибыл через неделю. «Если собираешься умереть, то зачем ты его купил? – спросил я себя. – А значит, ты… будешь жить. Ты хочешь жить».

Новый компьютер был, действительно, восхитителен. А приставка к нему позволяла вводить текст при помощи голоса. «Все свободны», – сказал я после небольшого совещания с помошниками.

Думаю, некоторые из них уловили иронию в моём хриплом голосе. Держу пари, что почти все мечтали наложить лапу на мой бизнес.

Вскоре наладился мой привычный распорядок дня. Раньше я вставал очень рано и, умывшись, прихватив с собой чашку кофе, садился за монитор, горя от нетерпения узнать, какие акции пошли вверх, какие вниз, что произошло с котировками валют.

Теперь я делал ровно то же самое, только лицо мне обтирал влажной салфеткой мой врач – камердинер. Через некоторое время я даже стал пить кофе; и хотя он тут же выливался из трубки, заменившей мне пищевод, я наслаждался его вкусом и ароматом, как прежде.

Сначала доктора разрешили (мне – разрешили!) работать только два часа в сутки, но потом я убедил их увеличить моё рабочее время, сославшись на ухудшение дел фирмы и пригрозив понизить жалованье.

Через пару недель, несмотря на ноющую боль в месте среза шеи, я уже проводил за компьютером шесть часов. Раньше, правда, десять-двенадцать часов в сутки, но этого я пока что и не выдержал бы.

К тому времени я оставил мысль подкупить доктора, чтобы он отключил систему жизнеобеспечения. Меня вдруг осенило: а что, собственно, изменилось? Только шея болит, ноет порой нестерпимо. А так… Я, как и до аварии, выходил в Интернет, посылал и получал почту, вечером в полном изнеможении засыпал. Умственная работа утомляет порой больше физической.

Изменились только две вещи. Во-первых, подчинённые и партнёры смотрели на меня как на инвалида. Снисходительно. Конечно, они скрывали это, но… Во-вторых, даже мимолётные встречи с женщинами (на большее у меня и раньше не хватало времени) стали теперь невозможны.

Это угнетало меня. Второе – намного меньше, очевидно, потому, что в организм (голова – это организм?) больше не поступали гормоны, заставляющие бросать работу в поисках приключений. Но скрытое пренебрежение я чувствовал на каждом совещании, которые проводил по старой привычке каждый день, иногда дважды: утром и вечером.

Я был богаче их всех, вместе взятых, был их боссом, а они видели во мне ущербное существо!

Через полгода дела фирмы пошли на поправку, я окреп, боли в шее мучили уже не так сильно. Вот тогда-то я и собрал знаменательное совещание и сообщил партнёрам и главным специалистам фирмы, что у нас останутся только те, кто согласен и способен встать на одну ступеньку со мной. Что я подразумеваю под этой «ступенькой»? растерянно осведомился один из моих замов – моя правая рука.